В пути Андре опрокинул лишь пару слов, тем самым не дав полноценного ответа на поставленный вопрос. Это еще больше раздражало Стефани, ведь она до сих пор оставалась в непонятках.
Подъехав к конюшни, она молча вышли из машины. В воздухе веяло недосказанностью, напряжение, и даже, возможно, смущением.
- Встретимся на улице, - оборвала Стеф. проходя в двери конюшни.
По проходу застучали каблуки. Немного сбросив темп, блондинка заглянула в денник своей кобылы.
- Привет красавица. Сейчас поедем, разомнемся, - произнесла девушка и направилась в берейторскую.
Переодевшись, девушка взяла ящик с щетками и вернулась к деннику Баро.

Как и к себе, к своей лошади Стефани относилась с особым отношением. Ее кобыла должна была быть лучше всех, всегда чистой, ухоженной. И амуниция, естественно, должна быть лучше.
Выведя кобылу на развязки, Стефани принялась начищать Баро. Да, у блондинки были "нежные ручки", что заставляло ее никогда не заниматься грязными делами, но уход за своей лошадью она не доверяла никому. Разве что денник ей чистили конюха.
Презрительно посмотрев на оборвашку, которая тут же принялась "вылизывать" денник Баронесс, Стефани со всей тщательностью приводила лошадь в порядок.
Под конец натерев лошадь лосьоном, что придавал блеск ее серой шерсти и намазав копыта, Стефани удалилась за амуницией.
Новое седло и уздечка приятно скрипели, накрахмаленный вальтрап стойко держал свою форму, это не могло не радовать девушку. Она обожала все новое. Если вальтрап хоть как-то начинал мяться в руках или выглядел не так, как раньше, или же седло хоть немного пошаркалось, девушку непременно все меняла. Ведь. как уже было сказано выше, у ее лошади должно быть все самое лучшее.
Затянув скрипящие подпруги, надев абсолютно новую узду, Стефани вывела кобылу на улицу, где, сев на нее сверху, осталась ждать Андре, который так долго копался со своей клячей, даже не начав ее чистить, когда Стефани уже выехала.

Каприоль преспокойно дремала, почти до самого пола свесив голову. Услышав приближающееся шаги, она резко подняла голову, и мышцы ее напряглись, словно камень. Опять этот двуногий. Да что ему вообще надо? Каждый раз, как он приходил к Капе, та задавалась этим вопросом.
Серая не шевелилась, почти даже не дышала, когда рядом находился человек, а лишь водила глазами, следя за каждым его движением.
В этот раз Андре спокойно смог надеть на нее недоуздок, Капа лишь клацнула зубами, когда его руки промелькнули мимо ее носа. А вот к решетке подходить отказалась. Упираясь ногами, она немного по упрямилась и все же сделала пару шагов.
Так же бездейственно она вытерпела чистку. Ну как сказать вытерпела. Ей нравилось это ощущение, когда по телу проходят жесткие щетинки, только вот никому она этого не покажет.
Мышцы ее по прежнему были по максимуму напряжены, будто вокруг нее ходит волк, выжидающий удобного момента для нападения.
Проблем с экипировкой у Андре не было. Разве что зубы Капа не с первого раза разомкнула.
Вот и все, лошадь собрана. И даже не скажешь. что беспородная. Красота, которая есть не у каждой породистой зазнобы, была скрыта под слоем скатанной шерсти и грязи, спутанной в репейниках гривы.

На выход из конюшни ушло еще минут двадцать. Каприоль сначала отказалась выходить из денника, потом еще по пути несколько раз останавливалась, как вкопанная.
С горем пополам они наконец-то добрались до улицы. Запах скошенной травы, теплое солнце, окутывающее ее серое тело, заставили на время расслабить лошадь и слегка прикрыть глаза, пока Каприоль вновь не почувствовала телодвижения рядом с собой.
Пока двуногий суетился рядом, Каприоль заметила еще одну лошадь. Сильно прижав уши, она развернулась крупом к той, дабы ударить сразу, как та осмелиться подойти. Капа была изгоем во всех табунах. Кобылы ее гнобили и унижали, а жеребцы только и желали, что наглым образом покрыть. С тех самых пор капа не подпускает к себе никого.
Как только Каприоль почувствовала на себе весь мужчины, в ее голове будто бы выключатель щелкнул. Она начала носиться по кругу, выдавать козлов и свечить, резко останавливаться, крутиться вокруг своей оси.
Да, Андре уже ездил на ней, и она более менее приняла это. Но нежелание кому бы то ни было подчиняться вновь ударило ей в голову.