«Знаешь, Кукла, а я сегодня утром уронил книгу. Мне было так жаль, я даже извинился перед ней, как ты и учила. Она распахнулась, когда упала, я поднял, и осознал сколько ей. Лет восемьдесят. Мне ее дед привез из деревни с собой, и так понравилась мне эта книга, что он мне перед сном читал. И вот умер и дед, и отец с матерью, а книга в моих руках. Я зашуршал страницами, а они желтые, и пахнут стариной. А после, на одной из страниц, я обнаружил разводы, с самого края, и понюхал их. Это был дедов кофе, когда он мне ее читал, он пил душистый кофе, и однажды пролил. А страницы сохранили запах, и ты не представляешь, как долго я стоял, улыбаясь...»
Кажется, пора расстаться. Прости дорогой, не увижу я больше твоих морщинистых, но таких заботливых рук. Прости друг, не увижу я больше твоих глаз, которые ты так часто протираешь, ведь уже не те времена, они слезятся. Прости родной, не услышу я больше сказки таинственных стран, которые ты мне рассказываешь, когда закрываешь глаза. Прости солнце, не услышу я больше ту музыку, которую напеваешь ты, когда совсем тоскливо тебе без своей старухи. Прости меня, что не уберегла тебя, что не осталась с тобой до победного конца. Прости, что не смогу отправить писем, пропахших чернилами, а оставлю лишь догадки, как я там. Ты говорил никогда не грустить и не тосковать, и я внимала тебе, пока ты был рядом. Я могу прижиться где угодно, но жилище никогда не станет домом, если оно пустует. А в сердце живут воспоминания, а не ты. Прости, дражайший. А коневоз все уходит дальше, потрясывается на кочках. Пропахший ароматом бензина и сена, словно другой темный мир. Темный и одинокий мир. Я забиваюсь в угол, ничего не вижу. И дико мне. И так мне предстоит ехать часами, сутками. Все тяжелее дышать, я одна со своею бедой. Я закрываю глаза и ничего не вижу. Я не вижу различия между темнотой в тягаче и темнотой, которая меня окружает. Не темнота, а тьма. Будет ли место мне в чужом жилище, станет ли оно мне домом? Я теряюсь, глубоко вдыхая спертый воздух. Проникает лезвием под кожу, режет без ножа.
«Знаешь, Кукла, сегодня ходил убираться на могиле своей жены. Скучаю по ней, сил нет. А ведь без нее не осталось у меня никого. Дети разлетелись кто куда. Кто в другие города, кто в страны, тесно им, да я их и не виню. Скучаю, правда, а им и позвонить некогда, все в работе. Высылают деньги, да что мне их деньги, мне бы общения. Когда-то они меня пытались в престарелый дом спрятать, а я не согласился. Мол, что я буду в этой коробке сидеть, лучше за лошадьми, пусть через силу, да уберусь. А потом тебя встретил. Глаза у тебя красивые, не представляешь на сколько. Глаза, как у моей бабки. Темные, да весь мир в них. И большего мне не надо, поддерживаешь ты меня, и когда печень шалит, и когда камень на душе...»
Хочу кричать, хочу не чувствовать тяжесть расставания. Не за себя боюсь, за тебя, друг сердечный. Как ты там? Ничего не болит? Опять грустные книги через силу читаешь? Ты же знаешь, врач запретил. Сердце не выдержит, да и глаза уже не те. Дорогой, не терзай себя, прошу тебя. Еще одна кочка и я громко фыркаю, словно выброшенная из собственной оболочки, словно меня выдернули не по своей воле. Я не против, вы только о нем позаботьтесь, он совсем себя не бережет. Остановки, снова движение. Шумы, крики, лай. И я понимаю, что не смогу без тебя, что все это отговорки. Ты самый большой молодец во всем мире и жизнь без тебя будет не такой яркой. Жить я смогу, слишком этот мир прекрасен, но тебя никто не заметит. Была ли это любовь? Несомненно, ты была влюблена в его истории и тепло рук, его не хватает. Машина замедляет свой ход, а после вовсе останавливается. Ты бегаешь глазами из стороны в сторону, ты ищешь выход, но все еще ничего не видишь. Голоса, шепот травы и боль в сердце. Трап медленно опускается, а ты слепнешь, стараясь привыкнуть к солнечному свету. Тепло. Это нежное тепло, когда лучики солнца, словно ручки ребенка, начинают гладить бок, бегать по кудрявой гриве, и хохотать. Я слышала смех, облизывая бархатистые губы шершавым языком. Незнакомый конюх отцепил карабин от кольца недоуздка и я благодарно ему кивнула. Ничто не могло разрушить это миролюбие кроме одного пугающего но. Мужчина начал мутнеть, и я задрала морду, открыла рот, нервно всхрапывая и пятясь назад. А после резкий блеск. Белый свет приблизился с стремлением, впившись мне в глаза. Я уже ничего не понимала, все словно покрылось пеленой, словно что-то взорвалось. В ушах звенело, кто-то звал, кто-то кричал, но я уже была не в этом мире, где-то гораздо глубже. Боль, мои душевные блестки превратились снова в пепел, напоминая о той раковой ночи. Я хрипло заржала, словно чумная, словно в мое горло вогнали нож, а после вести его ниже и ниже. Я раздула ноздри, и выдала несколько козлов. Я ударялась о стены, где-то глубоко в душе надеясь, что не пораню того паренька, но сейчас мне было не до этого. Я сорвалась в места, мне было боязливо и неприятно. Под ногами менялся настил, а я все куда-то неслась. Врезалась в деревья, пропахивала грудью кусты. Благо не попадала в ямы.
«Знаешь, Кукла, я же буду скучать по тебе. Аж слезы накатываются. Буду вспоминать тебя, как и бабку свою. Обеих вас я любил, обе вы меня и покинули. Будь умницей, сохраняй спокойствие, пожалуйста, никого не порань. Понимаешь ли ты меня? Конечно, понимаешь, я же знаю тебя, дорогая. Помнишь, как мы с тобой на свадьбе работали? Как тебя хвалили, что ты лошадь спокойная? Как дети тебе голубые ленты вплетали в косы? Пожалуйста, краса моя, не теряй себя, не вини себя за боль. Ты на себе такой неподъемный груз таскаешь. Подумай обо мне, я же за тебя молиться буду. Ну, бывай и прошу, не забывай...»
Прости.

Ты не жил, если не был хоть раз на волоске от смерти, от тьмы, от безумия. Ты не жил, если никогда не цеплялся за жизнь. Ты просто существуешь, ты не понимаешь, что такое побывать на той стороне. Я там бываю чуть ли не каждый день. Там холодно, словно тебя бичуют легким морозом. Легкий мороз вечно. А после тебя перебрасывает в жар, кажется, что голова кружится, словно ты падаешь к самому центру Земли. Вечно падаешь. И, к моему сожалению там темно, тебя разбирает на части и собирает в один большой ком. Мне всегда так страшно находиться там, там не за что ухватиться, там нет якорей. Твой якорь - любимые, друзья, родные, но там этого нет, тебя ничто не держит на земле, нет той силы притяжения, что была раньше. Ты потерян для всех миров. И каждый раз я вздыхаю с облегчением, когда мир вокруг светлеет, когда все принимает правильные очертания. Я вижу. В ушах медленно проходит звон_тишина_шумы, я снова слышу то, что должна, а не то, чем меня наградили в очень темную ночь, не смотря на все предрассудки, той ночью не было звезд, даже луна скрылась, чтобы не видеть, как в этот мир выкинет чудовище. Я взбудоражена, уже смеркается, где же я? Куда меня унесло? Почему так далеко? Тут пахнет сыростью, тут пахнет полевыми мышами и клевером. Вздрагивая, я, вздувая ноздри, тяну голову к кронам деревьев и ловлю запах сена и своих собратьев, но мне туда нельзя, я опасна для них, я для них дика и не изведана. Я их покалечу, я их убью. Я пячусь, прижимаю уши к затылку, кусаю себя за бока, ноги, грудь. Я кусаю себя всюду, наказывая за проказы моей тьмы. Я бьюсь о деревья, нервно храплю, я загибаюсь к земле, утыкаюсь болящим носом в листву. Меня распирает изнутри вина. Я поранила кого-то? Что с тем парнем, который хотел меня проводить до денника? Почему вокруг меня все страдают? Почему не страдаю я? Почему меня берегут? Я уродлива, я страшна, не для этого мира, не обязана тут быть. Дышу, пью, ем, сплю. Все не то, не зачем. Не может Земля носить таких, как я. Только таких, как Он. Меня зовут, я слышу. Не надо, не делайте этого, прошу, вы не обязаны. Домой, у вас у всех есть дом. У меня уже нет. Двигайтесь дальше, проходите мимо, не замечайте, я давно слилась с тьмой. Не обязательно плакать, не обязательно сожалеть, сотри плеяды слез со своих ресниц. Противоестественно. Я медленно схожу с ума. Надо двигаться или они меня найдут, но тогда я еще не знала, что сама найду. Продвижение вперед придает сил, восстанавливает дыхание. Успокаивает. Если бы у меня был дом, то он был бы наполнен демонами. Они найдут меня повсюду, они раздирают меня. Опять хочу кричать, опять теряюсь. Я медленно продвигалась через какой-то кустарник, он щекотал бока, оставляя их мокрыми. Я услышала, как зашуршала трава под чьими-то ногами, кто-то приближался.
— Уходи, я могу покалечить! — Зафырчала я, а сама принялась пятиться назад. Шаги продолжались, и после я поняла почему, потому что это был человек. Они давно от нас закрылись и перестали понимать. Я навострила уши, захрапела, стараясь показать, что опасна, но у него был какой-то потерянный вид, словно он сам не понимает, что тут делает, словно все должно быть не так.
— Неужели ты заблудился? Ты что-то искал? Так бы ты сюда не сунулся. Неужели ты искал меня? Не стоило. — Я слабо гугукнула под конец, мой голос смягчился. Подбивая бока хвостом, я сделала шаг к нему на встречу, размышляя, надо ли это делать. В любом случае надо, не думаю, что он скоро найдет себе помощь. Под моими ногами хрустели палочки, из-за чего я каждый раз нервно дергала ушками. Даже в этой поломке виновата я, а об этом никто даже не думают. Беспечные люди, вы пригрели змею на груди. Я прикоснулась носом к его щеке и одернула.
— Господи, да ты же холодный. Зачем себя так мучить? — Облизнув губы, я снова прикоснулась к его лицу. Я обнюхала его волосы, прихватила губами нос, а после осторожно обтерлась ганашем о его бок в беспомощной попытке согреть. Я волновалась за него. Люди такие беспомощные, всюду им нужна помощь, пора расти. Я прихватила его за ухо, а после потянула на себя, пусть губы и соскользнули.
— Идем за мной, я покажу тебе дорогу. Я не представилась. Очень приятно, меня зовут Фарфоровая Кукла. — Улыбнулась я, следуя по запаху дороги. Я навострила ушки, а после оглянулась на парня, который не выглядел сейчас, как живой пример активного отдыха на природе. Неужели устал, пока искал? А долго ли тут пробыл? Вот тебе на, сам себе головная боль. Я вернулась к нему, подсунув увесистую морду под руку и замерев. Ну? Чего ждешь? Садись, у меня-то сил гораздо больше, чем у тебя. Да и в ногах правды нет, согласись.

Я удивлялась поведению незнакомца. Он был осторожен и робок, бывало меня похватят под уздцы, как только увидят, а я и не против. Кто-то это высказывает открыто, агрессивно и громко, а в ком-то копится годами, пока эта ядерная смесь не взрывается, руша все вокруг. Кто-то скрывает это за приветливым лицом, а в тишине комнаты завывал от боли. У каждого свои методы общения, а я и не против. Парень, наверное, был новичком, который только прибыл на конюшню, как его, под руку попавшегося, отправили в лес под вечер, искать заблудшую душу. Однако поведение человека меня радовало, он был приятен и открыт, пусть и раздражен от усталости. На первый взгляд и не скажешь, что он по вечерам котят топит, да и верилось мне в это слабо. У него был приятный смех, я для себя решила, что улыбка ему идет больше, чем потерянный взгляд. Я всегда любила смех, мне было приятно его услышать после такого тяжелого для всех дня. Он прошелся по моей шее рукой, она казалась такой маленькой, не как у ребенка, но все же. Не было похоже, что он винил меня в происшествии, однако я была о себе другого мнения. Всегда считала себя волком в овечьей шкуре, а люди, как всегда слепы на этот счет. Мне хотелось всегда оберегать людей, в первую очередь от себя.
— Верно, пойдем домой. — Вздохнул тот, дожидаясь это с нетерпением и жеребячьей теплотой. Дети всегда с таким трепетом вспоминают о том месте, где им хорошо. Им и пещера в лесу покажется домом, если там есть тот, кто их ждет. Меня же никто не ждал, но пока у меня была цель. Надо отвести его «домой». А может он и ошибался, и не дом это вовсе, но пусть называет, как хочет. Незнакомец устал, ему нужен покой, может, он бредит, и сонно потирая глаза, после такой прогулке, с радостью уснет и на стогу сена.
— Да, со мной очень много проблем, красотка. — Устало улыбнулся человек, согнувшись надвое. Он шел, запинаясь, и казалось, что еще один корешок, и он упадет. А я... Я просто не могла этого позволить. Я смотрела на него из-под густой челки, расстопырив ушки. Всем своим видом я старалась показать, что он драгоценная ноша, и я должна о нем позаботиться.
— Не больше, чем со мной, так что не наговаривай на себя. — Я улыбнулась, отводя взгляд и стыдливо вспоминая, что сегодня натворила. Я бы снова занялась самобичеванием, но тогда он совсем пропадет. Пропадет и телесно и духовно, а таких тут и так хватает, пусть остается таким, какой есть. С теплой улыбкой и детским смехом.
— Мне на тебя сесть? — Это будет сложно тебе, я понимаю, но всяко лучше, чем плестись еще дольше, чем шагом. Человек явно взбодрился, ибо надо было поразмыслить над этим. Он рассматривал мою вороную спину, а я вслушивалась в голоса леса. Где-то заводила свою трель птаха, вечером это было особенно приятно. Лес жил своей жизнью и мы тут лишь гости, как бы ни хотели показаться хозяевами. Я тяжело выдохнула, запахи лесных трав щекотали ноздри и будоражили сознание. Мята, малина, полынь. Я очнулась от созерцания такой родной моей стихии, когда парень снова погладил меня по шее. Ее позабыли наши предки и только иногда нас выпускают из душных денников, и на свободе мы расцветаем. Мы пускаем корни на свободе. Мы расправляем крылья на свободе. Он положил свои прохладные руки мне на спину и подскочил. Для первого раза у него получилось хорошо, и я, стараясь подбодрить, загугукала.
— Ты только не спеши. — Я тебя понимаю и выполню твою просьбу. Оделся ты не по погоде, вернее не по обстоятельствам. Я извернулась, чтобы лизнуть носок его ботинка и, подбивая бока хвостом, двинулась в путь. Стоило бы поторопиться, ведь если продолжить так шагать - то вернемся мы затемно, но делать было нечего, удобство незнакомца было мне важнее. Я старалась обходить все низкие деревья, чтобы парню случайно не прилетело по лицу веткой, но иногда это получалось плохо и оставалось надеяться, что он сможет справиться и сам. С каждым шагом лес редел, через толстый слой мха и опавшей листвы, которая пахла дождями, стала пробиваться желтоватая трава. Я отвела уши назад, рассчитывать на них не было смысла, а вот прислушиваться к человеку надо было. Глаза начали различать среди стволов деревьев поле, через которое шла самодельная дорога, а дальше до конюшни было рукой подать. Местность и расположение всего я знала плохо, а точнее вообще не знала, но откуда запах тянется - это различить было просто. Человек заелозил на моей спине, из-за чего я не громко заржала, подрагивая кожей на шее. Была осень, однако такая теплая, что комары еще не желали расставаться с нами. В лесу - комары, а как выйдешь в поле, так над головой столько мошек, что неба не видно. Ласточкам - раздолье, а у меня шкура чешется от такого счастья, небось, и незнакомцу сейчас худо приходится. Я с удвоенным энтузиазмом принялась отмахиваться хвостом. Поле всегда ассоциировалось у меня с раздольем, вот тут побежать бы галопом, и никакие мошки не страшны, да, скорее всего человеку будет сташновато. Пришлось долго шагать по направлению к дороге, плывя через заросли сухой травы, но вскоре путь был пройден, однако какой ценой! Ноги парня и все мое тело было в семенах. Весело отфыркнувшись, я остановилась. В какую же сторону теперь двинуться?
— Ты знаешь? А то машинами одинаково пахнет в обоих направлениях, они и перебивают запах лошадей. — Старалась объяснить я, но вряд ли он что-то понял. Однако Он всегда говорил, что пусть человек и не умеет общаться с животными на одном языке, но если оба хотят друг друга понять, то это им удастся и без слов. Он как всегда был прав, эти слова вызвали у тебя улыбку, пусть она была и тусклой.

Одетт коршуном вылетела на крыльцо и мигом закурила, взглядом пытаясь найти хоть что-нибудь, на чем можно сорвать злость. Какого черта Сюзетт со своим суженным куда-то уехали, а ей встретился этот доисторический представитель всего того, от чего она убегала всю жизнь? Дамиан Дюваль, сначала даже показавшийся интересным представителем своей семьи, так быстро превратился в квинтесенцию всех пороков, которыми так гордилась аристократия. Вся ее радостная надежда позлорадствовать над молодой парочкой превратилась в прах, и на его месте возродился феникс вечного уныния роскошных гостиных и просторных бальных залов. Мертвые дома, ходячие мертвецы. Сколько бы не убегала Дет от подобных мест, они всегда вновь находили ее, шепча своими закоулками, что и она такая же - напыщенная, гордая, бездушная. Скорее всего, это проклятие всех богатых и известных семей - не желать ничего, не сближаться ни с кем, оставаться в своем маленьком прогнившем мирке, где скелеты давно выбрались из шкафа и потягивают Шато О-Брион прямо напротив своих хозяев. Но нет, и она не собиралась сдаваться, вновь уходя из под отцовского крыла и крича всеми своими дерзкими приключениями "Смотри, смотри лучше, я живее всех живых". Быть может, она и отличалась от них, но ужасная, душащая пустота внутри, присущая и просто нынешнему поколению, рьяно пыталась заявить об обратном.
Море стояла бы так вечно, дожидаясь своего такси, которое даже еще не вызвала из-за неожиданного перекура, но, увы, всегда найдется кто-нибудь, кто разрушит шаткое душевное спокойствие, воцарившееся с таким трудом. Герцог Дюваль все-таки вышел их своей крепости, более того, решил сопроводить нашу недопринцессу до ее дворца в городе. Каков герой! Одетт лишь обратила к нему свой холодный, изучающий взгляд. Зачем ты выбрался из своей золотой темницы? Неужели тебе стало там скучно и мрачно, даже до того жутко, что компания такой взбалмошной особы стала приятнее мраморных полов и старинных книг? Возвращайся, пока не стало поздно. Увы, старший Дюваль ли галантно помог накинуть пальто, этим движением отказываясь от каменного спокойствия на одну короткую поездку.
- Позволяю, - с неожиданной радостью сказала она,  расплываясь в какого-то рода загадочной ухмылке. - но будьте аккуратнее, поездки со мной не прибавляют спокойствия.
Девица всегда знала, о чем говорит, и все ее мимоходом брошенные фразы в самом же деле были отчетливо продуманы. Так и сейчас, послушно садясь в прекрасную машину Дамиана, она, не обращая внимания на всю окружающую ее роскошь, погрузилась в свои темные мысли, лишь изредка поглядывая на водителя. С чего он решил, что ее стоит подвозить? Быть может, он решил, что характер девушки слишком небезопасен для одиноких дорог Шотландии, или все же придумал себе, что они чем-то похожи? Нет, мальчик, мы с тобой не одного полета птицы, поэтому лучше тебе было бы остаться в своей голубятне. Но он и сам скоро это поймет, так что не стоило сейчас разрушать его шаблоны о молодом поколении.
Ода все-таки решила прервать свои мысли и вновь косо взглянула на старшего Дюваля. Что ж, он не выглядит таким старым, как она себе представляла, но все-таки взгляд его чрезмерно серьезен, пусть в нем еще чувствовалась какая-то разрозненность мыслей после краткого разговора в гостиной. Интересно, если у него женщина, которая может любить такого, как он? К сожалению, подобная мысль не задержалась в голове девушки надолго, и даже была принята с усмешкой, но на ее место пришла куда более интересная - когда он в последний раз просто гулял?. Вероятно, лет эдак 20 назад, если не считать всякие отвратительные развлечения типа охоты, которые были так ненавистны молодой брюнетке. Да, охота - еще один из поводов, из-за которого она так ненавидела своих родственников и им подобных. Даже маленькая очаровательная Сюзетт находила в этом развлечении что-то интересное и прекрасное, в то время как Одетт с настоящей яростью кричала на отца, убившего очередного благородного оленя. Животные куда прекраснее людей, именно так считала она. А сейчас и мы узнаем, как давно наш король не покидал пределы своих владений с целью обыкновенной, ни к чему не обязывающей прогулке.
- Остановитесь здесь, - резко сказала Дет, переведя взгляд на раскидистые кроны дубов, находящихся через поляну от дороги.
Знаете, даже если бы Дюваль не послушал ее холодного приказа, она все равно бы нашла способ покинуть машину, но, к счастью, этого не потребовалось. Поэтому девушка лишь грациозно выпорхнула из машины, поплотнее укутываясь в пальто. К счастью, наша брюнетка отличалась от своей сестры, поэтому предпочла в первый день нахождения в новой стране надевать не красивые яркие платьица с каблуками, а черные узкие джинсы и красивые, но массивные ботинки. И, возможно, именно поэтому она сейчас стояла на траве, а не гуляла по городским достопримечательностям и кафе.
- Я же говорила, мсье - со мной не оберешься бед, - ласково пролепетала она, уходя дальше от машины. - позвольте теперь мне помочь вам развеяться.
Думаю, даже демоны бы сейчас не разобрали, что таилось у юной леди на душе. Возможно, она и сама не знала, посему лишь легко подмигнула своему "водителю" и с настоящей радостью отправилась навстречу лесу.  Ведь сколько бы радости не приносили ей лучшие клубы мира и архитектура старинных городов, осенний лес всегда казался куда значительнее - именно в эту пору он был словно списан и старинных сказок, а солнечный свет, пробиравшийся сквозь пожелтевшие и даже красные листья, создавал для Одетт впечатление, что вот-вот откуда-то из кустов выпрыгнет самый настоящий единорог. Как глупо, но как чудесно.
- Давно ли вы гуляли в последний раз? - на секунду повернулась она к своему спутнику, в самом же деле желая удостовериться, что он все-таки пошел за ней. Хотя, ему все еще лучше было бросить эту никчемную девицу здесь и вернуться в свой маленький мирок спокойствия.